Михайло Троцик

Три коровы,конь, компьютер

http://2000.net.ua/a... title='Все статьи автора'>Вадим ПЕТРАСЮК
http://2000.net.ua/a... alt='Вадим ПЕТРАСЮК'>

Вадим ПЕТРАСЮК

На севере Украины потомки казаков проявляют удивительную тягу к лошадям

Как-то на сельскохозяйственной выставке в Киеве я спросил у торговца конной сбруей: где в Украине больше всего лошадей? «Там, откуда наши президенты», - загадочно ответил тот. Потом выдержал паузу и, улыбаясь, расшифровал собственный ребус: дескать, больше всего лошадей на душу крестьянского населения приходится в Черниговской (родина Леонида КУчмы) и Сумской (родина Виктора Ющенко) областях.

К большому табуну

Самое конное село в Менском районе Черниговщины — Блистова. Это древнее поселение (в последующем казацкое село) на три года моложе Москвы — основано в 1150 году. В 1883-м тут родился знаменитый на весь мир силач Терентий Корень, ставший олимпийским чемпионом-тяжелоатлетом. В 1907 году в Чикаго он победил в единоборстве 150-килограммового льва, сразившись с ним в клетке цирка и забив его до смерти на глазах изумленной публики.

Сегодня в Блистовой 478 дворов. 225 хозяев официально числятся владельцами лошадей. Сколько же лошадиных голов приходится на село, точно выяснить не удалось. В иных дворах держат по две лошади. К тому же крестьяне иногда темнят — либо вовсе «избегают» регистрации, либо занижают реальное количество скота. Иные же обзавелись тягловой силой после переписи или докупали копытных. Так что реально, говорят, коней в селе может быть более 300 голов при населении в неполную тысячу человек. То есть лошадник тут каждый третий, включая детей и стариков.

Село не из богатых. Но бедным и умирающим его тоже не назовешь. (Местные налоги и сборы обеспечивают лишь треть от минимально необходимого бюджета, остальное — дотации из района.) Еще жива бывшая колхозная техника — 22 частных трактора, один комбайн, несколько грузовиков. Некоторые держат и трактор, и лошадь. Но этого явно недостаточно на общину и окрестные угодья. Тем более что крупный аграрный бизнес тут пока не прижился, и гарантированно оплачиваемой работы крестьяне не имеют. Живут натуральным хозяйством. Благо, сенокосы в пойме Десны здесь самые богатые на весь район. Они и кормят село.

Помогло крестьянское чутье

Типичный сельских двор. Хозяин Александр Мышкин работает в соседнем селе школьным учителем. Получает в месяц 157 гривен, что, разумеется, очень скромно. Но имеет лошадь, три коровы, выращивает и продает картофель. Раньше, говорит, когда в цене были лисьи шкуры, — много времени уделял охоте. И теперь не отказывается при случае побродить с ружьишком. Но это уже как хобби. Живут небогато, но не жалуются. «Маю так, як працюю», — философски произносит Александр и открывает калитку, чтобы показать мне свое хозяйство.

В качестве «навесного» оборудования к его лошади имеются три телеги (две современные на резиновом ходу, третья — классическая с деревянными колесами), косилка, картофелесажалка, плуг, подборник для сена, бороны, различные наконечники для прополки, окучивания, копания картофеля и др. Арсенал довольно внушительный. Откуда все это?

Старые конные плуги, как оказалось, сохранились у людей в сараях и на задних дворах еще с 40—50-х годов. Потом село постепенно насытили тракторами, и конные плуги спокойно можно было отправить в металлолом. Но что-то удерживало людей от такого решения. А когда шум тракторного мотора на поле стал слышен реже, чем сообщения по телевизору об очередном теракте, крестьян выручила их запасливость. Иное конное оборудование оказалось пригодным к использованию буквально в первозданном виде. Другие экземпляры послужили образцами для подражания. Стали, так сказать, по образу и подобию делать новые приспособления, используют, где возможно, части от старой колхозной техники. Позже развился целый бизнес — конное оборудование (по большей части «бэу» из Польши) теперь привозят и продают по селам предприниматели. В среднем польский конный плуг стоит около 2 тыс. гривен.

А если гололед?

Коней в Блистовой не подковывают. Нет, говорят, в том особой нужды. До войны на телегах и бричках ездили в райцентр, в Чернигов — по булыжной мостовой, по гололеду. Тогда и ковали, ибо без подков, хотя бы на передних ногах, далеко не уедешь. «А теперь, — размышлял вслух местный крестьянин Виктор, — хозяин конем по асфальту без большой нужды не поедет. Это уже не столько транспортная единица, сколько тягловая — вспахать, скосить... И без подков справляемся».

Время от времени подрубывают копыта, как это делали в старину кочевники. Процедура несложная: копыто ставят на деревянную колоду, один человек держит ногу лошади, другой молотком и зубилом срезает стоптанные края.

А если гололед? «Ну не поеду я в гололед за дровами, пережду!» — тут же нашелся с ответом мой собеседник. Правда, в таком случае страдают те, кто молоко принимает. (Это молокозаводы. Их приемщики каждое утро объезжают дворы на телегах, груженных молочными бидонами. — Авт.) Тут гололед — не гололед, а ехать надо.

Она — как маленький ребенок

Деду Ивану в этом году исполняется 75 лет. Мне его порекомендовали как специалиста по изготовлению сбруи. Однако старик оказался весьма неохочим рассказчиком. Все отмахивался от моих вопросов — рубил воздух ладонью, дескать, разговору конец. Однако со двора не шел и меня не гнал. На просьбу разрешить сфотографировать его лошадь ответил категорическим отказом, после чего тут же вывел ее из стойла и сказал: «Хай так стоїть, чи, може, хомута на неї нап'ясти?» Я попросил одеть хомут. Лошадь занервничала от бликов фотовспышки, на что старик принялся ругать ее. На шум, зевая, вышел из хаты муж его внучки — крестьянин Коля лет 35 от роду. Лошадь Милка льнула к нему мордой. Коля закурил самокрутку из газетной бумаги, а Милке дал конфету, которую та съела прямо с оберткой. Парень ласково обозвал ее сладкоежкой, потрепал гриву и рассказал случай: как-то на базаре он плохо привязал к дереву Милку, и та, освободившись, подошла к торговому лотку и стала есть с него конфеты. Поднялся шум, состоявший из ругани продавщицы и смеха зевак.

— Небось, дорого обошлось вам ее лакомство, пришлось за конфеты заплатить? — спрашиваю.

— Чего это я должен платить!? — воскликнул Коля. — Продавщица что — не человек, что ли? Она же понимает, что лошадь — как маленький ребенок. Разве на малыша обижаются, если он конфету со стола стянул? Значит, самой рот не надо было разевать. Ткнула Милку кулаком в морду, отогнала — и дело с концом.

Милка очередной раз взбрыкнула от фотовспышки. Старик снова выругался, плюнул и ушел в хату.

— Обижается дед, когда она его не слушает, а меня слушает, — смеясь в спину старику, шепчет Коля. — Злится. А ей — хоть бы что. Дед у нее на шее виснет, а она себе ходит по двору, «наче так і треба». А вообще он правильно делает, что ее воспитывает. Старики говорили: корова любит ласку, а лошадь — строгость. Ее баловать нельзя — порядок должна знать.

В базарный день

В Блистовой по понедельникам базарный день. Сюда из райцентра приезжают машины c товаром, и на площади у сельсовета разворачивается торговля. Макароны, автозапчасти, селедка, одежда, инструмент, печенье, посуда, подсолнечное масло, сапоги, батарейки для фонариков и пр. С двух сторон площади организовываются парковки: на асфальте — автомобильно-мотоциклетные, на траве под деревьями — для гужевого транспорта. Телег по 10—12 собирается с обеих сторон базара. Одни уезжают, другие занимают их места.

Вот мужик дает одной охапку сена, привезенного из дому в телеге.

— Зачем? — спрашиваю.

— Чтобы лучше стояла, не нервничала.

— Не боитесь перекормить? А ну как разжиреет?

— Коня, чоловіче добрий, ти ніколи не нагодуєш. — Смеется. — Це не корова. Та поїсть, відригне своє і жує, як жуйку. А коню скільки не дай — все з'їсть. Як труба: мордою сіно товче, з-під хвоста викидає. А щоб не зажирів, його треба виїжджати. За день робоча коняка повинна проходити п'ять кілометрів. Тоді вона добре стоїть. Літом їй є що робить. А зараз свята (новогодние. — Авт.), кінь без роботи застоявсь. Я онука просив, щоб запряг да хоч до річки з'їздив — вигуляв його. Бо так і від хомута відвикне. Кажуть, що верблюда вчать один раз, і він потім все життя науку пам'ятає. З конем не так. Його якщо літо в табуні потримати, то потім, вважай, треба вчити знову. Дикий стає, всю науку забува. І кінь — це не машина. Та як в гаражі стоїть, то бензину не просить. А цей що в «гаражі», що по дорозі їде — сіно давай. Зате коняка економніша за «жигуля». Як мій кум казав, пального бере — «три буряки на сто кілометрів».

В это время хозяин рядом стоящей телеги, на которой к тому времени уже уселись четверо женщин, отвязал от дерева поводья и, прикрикнув на животное, потихоньку отъехал. Сгорбленная старушка, ковыляя мимо нас, замахала ему вслед клюкой и что было сил заголосила, чтобы остановились и подобрали ее. Мой собеседник обратился к ней:

— Маріє, чого ти кричиш? Хіба це останній віз у селі? Це ж не рейсовий автобус, зараз он Микола поїде. А як ні, то мене почекай. Галя скоро прийде, та поїдемо.

За сим крестьянин закурил и продолжил:

— У нас тут заведено, що як дядько на базар їде, то мусить позбирати бабів з усього кутка. І як повертаєшся, то теж насаджаєш повного воза, потім розвозиш. Майже як трамвай — відправляється за графіком.

Мое пребывание на базаре вызвало интерес сельчан. (Незнакомый в селе человек с фотоаппаратом?) Человек десять спросили, кто я и зачем приехал. А один старик, видя, что я фотографирую лошадей, попросил: «А сфотографуйте й мою кобилку. Такої в селі більше ні в кого нема». Я не возражал, навел камеру и стал искать выгодный ракурс. Дедушка решил не остаться безучастным к процессу: «Станьте ближче до дерева. Щоб моя жінка в фотографію не попала. Бо портрета кобили зіпсує!» «Дурень старий!» — обиженно отозвалась сидящая на возу женщина и продолжила темпераментно щелкать семечки. Старик и ухом не повел на ее реплику: «Правда, гарна кобилка? Такої масті в селі ні в кого немає. А яка добра, а роботяща! І дітей любить!.. Напишіть про неї в газету».

Арифметика

Хорошая рабочая лошадь в здешних краях стоит до 3 тыс. гривен. На зиму ей нужно около трех тонн сена. Каждый хозяин заготавливает его самостоятельно. Но можно и покупать — в среднем по 200 грн. за тонну, то есть 600 гривен на зиму. Для села это немалые деньги, если учесть, что большинство людей тут не имеют постоянной оплачиваемой работы. Аппетит у коня хороший — «їсть, як дві корови». Но в тоже время, уверяют крестьяне, «кінь заробляє на себе й на двох корів». Зарабатывает — это в смысле помогает хозяину за лето накосить и навозить 7—8 тонн сена.

Средняя по «мощности» сельская кобылка за раз берет на телегу полтонны сена. Расстояние в 7 километров от покоса до дома преодолевает за 2,5—3 часа.

Хомут в Чернигове в магазине стоит 250 гривен. В Блистовой выращивают картофель, чтобы продать заготовителям. Осенью те закупали картофель по 35 копеек за кило. Получается, что на один хомут надо 715 килограммов картошки. «Ого!» — чешут затылки местные мужики. Однако мне дед Иван сказал, что шьет хомуты из материала заказчика и за работу при этом берет 30 гривен. Дуга по магазинному прейскуранту стоит от 100 гривен. Местные же умельцы гнут обычные кленовые дуги на заказ по 15—20 грн. за штуку. Хороший материал для сбруи нынче в дефиците. Поэтому в ход идет старый дерматин, шинельное сукно, пожарные шланги, бельевые веревки, брезент и пр. Современная повозка на резиновом ходу (обычно используют жигулевские колеса) стоит у сельского мастера 800 гривен.

О конокрадстве

Терентьевич — крепкий хозяин. Когда-то работал в Чернигове механиком, но со временем вернулся в родное село. Держит большую пасеку, много скотины. Прежде выращивал еще и цветы на продажу. (В советские годы на собственном «Москвиче» возил их в Ленинград. За ходку имел 600—700 рублей чистыми.) Сейчас работает лесником. Рассказал он такую историю:

— Зимой это было. Ночь. Сижу в хате перед телевизором в трусах. Когда собаки залаяли. Обычно я в таких случаях с ружьем выхожу. А тут — бурки (шитая шерстяная обувь с высокими голенищами. — Авт.) на босую ногу надел, фуфайку накинул и — на крыльцо. Гляжу — у сарая две человеческие фигуры в темноте маячат, моих коней выводят. Те ржут. Я — в хату за ружьем. Кричу: стрелять буду! Они коней побросали, я их опять в сарай завел. А сам думаю: нет, вас так просто не отпущу. Быстро штаны натянул, в карманы — две горсти патронов, фонарик в руку — и за ними. На снегу их следы хорошо видны. Я их быстро нашел, сел, как говорится, «на хвост». Наверное, около часу вокруг села водил. Близко не подхожу и далеко не отпускаю. Они попробовали бежать, так я пальнул из одного ствола. Опять шагом идут, и я за ними. Скоро кум подъехал на «девятке». Ему жена позвонила и все рассказала. Так он с хлопцами быстро собрались — нашли нас уже за селом. Схватили мы тех конокрадов. Я им прямо на поле ребра немного помял. Потом в райцентр в милицию отвезли. Там еще добавил — не удержался. А через два дня мне начальник милиции звонит: Терентьевич, приедь забери свое заявление на тех парней, один из них оказался племянником подполковника. Пришлось ехать и забирать. Хорошо, что в темноте промахнулся, когда стрелял. Или, может, я из кармана слабый патрон выхватил — на птицу, и дробь не долетела. Но все равно хорошо. Я тогда сильно злой на них был, а в милиции мне сказали: в таком случае по ворам нужно стрелять в своем дворе, а не в поле. Подстрелил бы, так получил бы срок. А оно тебе надо?!

Этот рассказ вместе со мной слушал и председатель местного сельсовета Юрий Мышкин. Он немного помолчал и добавил:

— Конокрадство в наших местах явление редкое, но случается. Профессиональных конокрадов, таких, как раньше были цыгане, умевшие тихо вывести лошадь из двора так, что собака не почует, к счастью, уже нет. Если крадут, то, как правило, летом в поле из табуна. И в основном на мясо. Бывало, что лошадь пропадала, а после в округе находили ее голову и кости.

А еще рассказали мне такое. Мужик зашел в хату, а лошадь с телегой привязал у ворот. Вернулся — ни коня, ни телеги. В тот же вечер в соседнем селе уже другому хозяину двое парней предложили купить эту лошадь вместе с телегой. Просили две тысячи гривен. Хозяин смекнул, что за товар — отказался. Но, видит, парни какие-то чумные. Сказал, что денег мало. Те настаивают: давай, сколько есть, и забирай. Пришлось отдать последние двадцать гривен. Парни, как видно, хотели больше, но и двадцатку схватили и убежали. А мужик заявил в милицию и на следующий день передал лошадь ее настоящему хозяину. И, разумеется, не забыл истребовать с него свои 20 гривен. Впрочем, эту двадцатку они в тот же день вместе и пропили — обмыли, так сказать, сделку.

А случалось и так, что украденный конь через несколько дней возвращался к хозяину под чужой уздечкой. В таком случае очень трудно определить, как далеко увели его воры.

Народная «сельхозхимия»

Машина в жаркий летний день боится перегрева, лошадь — укусов оводов, комаров и прочих насекомых. Говорят, что едва пригревает солнце и активизируется овод — лошадь становится неуправляемой. Ни толком вспахать, ни скосить. Можно покупать фабричные средства и кропить ими скотину. Но это недешево, и хватает баллончика не надолго. Потому в Блистовой предпочитают пользоваться проверенным народным средством. В его рецептуре учтены как лучшие достижения отечественной и импортной фармакологии, так и древняя казачья смекалка и крестьянская мудрость. На пластиковую полторалитровую бутылку (ее хватает на день работы лошади) берут третью часть дизельного топлива, флакончик недорогого базарного средства от комаров, граммов 100 шампуня, третью часть растительного масла и немного воды. Солярка и средство от комаров — основной работающий компонент. Шампунь — чтобы средство не так влияло на кожу животного, растительное масло — для придания всей этой смеси большей вязкости и чтобы она не так быстро выветривалась и испарялась.

Этим коктейлем лошадь смазывают по шерсти, стараясь не втирать в кожу. Говорят, на тряпке после такой процедуры остается шерсть, но при этом никто не сказал, что лошадь катастрофически лысеет. В конце концов интенсивная химобработка нужна на время полевых работ. В табуне же лошади справляются с паразитами собственными силами, как природа научила.

И голова в бороне

Я и раньше слышал о том, что задремавшего в телеге хозяина умная лошадь сама привозит домой. Потому с точки зрения информационной свежести рассказ Михаила Шаромко на меня особого впечатления не произвел. Но все же его стоило услышать:

— Я пьяный был — у кума магарыч пили. Домой пора — на воз залез, поехал. По дороге уснул и упал головой назад. Просыпаюсь от того, что кобыла стала. Кричу: «Но! Пошла!» И хочу встать, но не могу — что-то голову держит. Слышу — жена меня за уши поднимает, говорит: «Чего кричишь, уже дома!» Оказалось, я откинулся на спину и головой застрял между шипами бороны. Я как раз ездил к куму забирать бороны, и уложили мы их на воз шипами вверх. Встать не могу и спьяну не соображаю, что произошло, — голову будто кто в тиски зажал. Ты понимаешь, какое все-таки умное животное конь!

— Слушайте, — изумился я, так вы же, падая, могли себе шипом голову проткнуть!

— Конечно, мог. Но я же тебе не об этом рассказываю: лошадь-то, лошадь у меня какая умная, а!

Понеслись

Говорят, что даже опытный лошадник не застрахован от того, что конь его понесет. Хотя, конечно, хозяин знает нрав своей животины — умеет избегать острых ситуаций. Александр запряг в сани кобылу Машку и усадил за поводья жену Любу. Говорит: езжай вперед, а я сзади буду ехать на мотоцикле. Люба дернула поводья. Все было хорошо, пока не пришло время сворачивать в переулок. Угол поворота был крутоват, и кобыла ударилась задними ногами о полозья саней. От боли она пробует бежать и еще больше бьется о сани. В общем, понесла. Люба пробует остановить, но лошадь не реагирует на команды. Впереди перекресток. И Люба размышляет: что, если выскочит машина да столкнется с лошадью, или — чего хуже — на сани налетит? В общем, от греха подальше, закрепила она вожжи да скатилась в снег.

К счастью, перекресток Машка проследовала благополучно. И Александр еще какое-то время гонялся за ней на мотоцикле. Уже в поле за селом кобылка успокоилась и стала. Говорят, в таких случаях нужно направить лошадь в забор или в стену дома. Тогда она останавливается как вкопанная. Люба говорит, что эти рекомендации она хорошо знает. Только в тот момент «наука» вылетела из головы. Что тут поделаешь — человеческий фактор.

Кстати, у Александра и Любы тот случай был не самым страшным.

— Ехали мы как-то ночью по селу, — рассказывает Мышкин. — Вдруг из-за поворота выезжает... Я даже не сразу понял, что это. Первая мысль: летающая тарелка! Двигатель ревет, фары светят, но по сторонам. Ей-богу не вру! Четыре фары, и ни одна не светит на дорогу: одни назад, другие — по бокам. И сунет... Я Машку к забору жму. А оно — сунет, скорости не сбавляя! Кричу жене с сыном: прыгайте! В общем, остановилось это НЛО за два метра до Машки. Лошадь до смерти напугалась, я — еще больше. Оказалось, это трактор с большим ковшом впереди. Он канаву рыл и боковыми фарами себе вокруг освещал. Потом, холера, так и поехал. Тракторист пьяный в дым. С ним рядом мужик сидел, но трезвый. Он, собственно, нас и заметил. Хотел я трактористу морду набить, но тот мужик упросил не трогать. Говорит, если его, пьяного, из кабины вытащить, то обратно не засунешь. А им еще нужно доехать до соседнего села. После того случая я нацеплял на телегу велосипедных светоотражателей, чтобы ночью было лучше видать. А сзади прибил желтый иностранный автомобильный номер. Его мне кум из города привез. Во-первых, он в темноте хорошо свет фар отражает. А во-вторых, для меня это как протест или шутка: я все равно на иномарку денег не накоплю. Мой «Мерседес» — это Машка да телега.

От комбайна до конной косилки

«Кто четыре коровы имеет, может уже не работать», — говорит председатель сельсовета Юрий Мышкин. Конечно, в этих словах есть доля условности. Ведь содержать скотину — тяжелый труд. Но крестьянин-единоличник в таком случае действительно может не нищенствовать без работы по найму. Каждая корова в среднем приносит до 200 гривен прибыли в месяц. (Основной заработок местных животноводов — от сдачи молока заготовителям. — Авт.) Четыре коровы — это уже около 800 гривен. Для села деньги хорошие. В Блистовой же есть хозяева, у которых по пять и более коров. «У нас уже двое в селе купили доильные аппараты. Пятеро хозяев установили в домах насосные мини-станции, это считай домашний водопровод, как в городе. Появились электроводонагреватели, у одних даже есть импортная душевая кабинка. У многих — новые телевизоры, холодильники. В четырех хатах есть компьютеры, два из них — с выходом в интернет. За последний год сельчане купили 5 легковых машин, одну новую — из салона. Вот у моего брата три коровы, конь, компьютер», — продолжает сельский председатель.

Наверное, можно было бы написать целую книгу о том, как Блистова за годы независимости Украины прошла путь от почти дармового, но затратного колхозного трактора до частного и экономного конного плуга. Трудно этому селу. Впрочем, разве только ему одному? Но люди тут на судьбу особо не жалуются. В Украине много умирающих сел, где живет несколько немощных стариков, а остальные ушли из-за отсутствия перспективы. Блистова — это, скорее, пример обратного. Тут не отсутствие перспектив давит и гонит людей, а люди пытаются одолеть эту самую бесперспективность. Даже очень длительная командировка не позволила бы мне заявить о том, что это село я изучил досконально. Но и короткого пребывания в нем оказалось достаточно, чтобы заразиться оптимизмом: тут люди выживут. Сами. Без колхозов. И без арендаторов. Без крутых инвесторов и аграриев-политиков. Это и радует.